В спальне было прохладно, вокруг кровати были стопками разложены книги и брошюры. Федор, захлопнув окно, взглянул на икону, что стояла на столе орехового дерева. Бронзовые волосы Богородицы сверкали, искрились, переливались нездешним светом. Федор тоскливо подумал: "Господи, за что мне это? Марью ты забрал, а она, — мужчина тяжело вздохнул и устроился на подоконнике, — для нее — я просто друг".
Он прикурил от свечи и вспомнил, как нес ее на руках через огонь, прикрывая ладонью темноволосую голову. Федор посмотрел на свою руку: "Вот этот шрам. Ах, Тео, Тео, я бы за тобой хоть на край света пошел, знаешь же ты. Да не судьба, видно, — он взял фарфоровую пепельницу. Скинув на пол халат, устроившись в постели, Федор потянулся за свежим номером "Журналь де саван".
— Почитаем, — пробормотал Федор, — тут же статья Антуана о флогистоне. Вернее о том, что его не существует. Антуан гений, конечно, я так — практик, а вот он…, - Федор вздохнул и стал рассеянно просматривать оглавление.
— Достаточные условия для обнаружения экстремума при использовании уравнений Эйлера-Лагранжа, — прочел он и замер. Затушив окурок, он нагнулся. Порывшись в стопке старых, пожелтевших журналов, Федор вытащил наружу один из них. "Уравнения Эйлера-Лагранжа как метод для поиска экстремума функционалов, — прочел Федор. "Декабрь 1771 года, Джованни ди Амальфи".
Он зажег больше свечей. Взяв карандаш, разложив на кровати оба журнала, Федор начал работать.
В комнате было накурено. Часы отзвенели три часа ночи, когда Федор, потер уставшие глаза: "Вот же мерзавец! Интересно, что он мне врать будет, при встрече? Вот завтра и узнаю".
Он аккуратно сложил журналы и свои заметки. Задув свечи, закинув руки за голову, он посмотрел на высокий, лепной потолок. Федор и сам не заметил, как задремал. Ему снилась широкая, в низких берегах река, шпиль Петропавловского собора. Он видел женщину, что, сидя в лодке, держала на коленях детей — белокурого и рыженького. Она была темноволосая, смуглая, с глазами, глубокими, как ночь. Женщина засмеялась, и опустила в воду нежную руку. Хрустальные, сияющие брызги полетели вверх. Федор, не просыпаясь, перевернувшись, пробормотал: "Господи, не надо, прошу тебя".
Он зашел к "Прокопу" и, разогнав рукой табачный дым, сказал официанту: "Я ненадолго, Пьер. Перемолвлюсь парой слов с месье Жан-Полем, мне на лекцию пора".
— Все равно, месье Корнель, — запротестовал тот, — кофе свежий принесу, как же так?
Федор улыбнулся ему вслед. Помрачнев, он прошел к угловому столику. Некрасивый, смуглый мужчина, что-то писал, опустив голову к листу бумаги.
— Экстремум ищете, месье Марат? — ядовито поинтересовался Федор, отодвигая стул, усаживаясь.
Марат взглянул на него и хмыкнул: "Вам какое дело, месье Корнель, вы же не математик".
— Вы тоже, — спокойно ответил Федор. Выложив на стол оба журнала, чиркнув кресалом, он добавил: "Что, думали — "Журналь де Саван", двенадцатилетней давности, весь на растопку пошел? Нет, месье Жан-Поль, ошибались".
— Это развитие мыслей покойного месье ди Амальфи, — высокомерно ответил Марат, — вот и все. Такое происходит сплошь и рядом. Не понимаю, что вы ко мне прицепились, месье Корнель? Или вы завидуете, потому что сами такое написать не можете, таланта не хватает? — он вскинул темные глаза и увидел дуло пистолета.
За соседними столиками зашевелились. Федор тихо сказал: "Теперь ты меня послушай, мерзавец. Или ты мне сейчас признаешься — откуда к тебе попала эта статья, или я не поленюсь — поеду в Берлин, к Лагранжу. Он мой учитель, я попрошу его быть третейским судьей в деле о плагиате. И такое дело возбужу, обещаю тебе. Ди Амальфи был моим другом. Я не потерплю, чтобы всякая шваль приписывала себе его мысли. Ну! — требовательно добавил Федор.
Марат сжал зубы: "Мне этот текст дал отец Анри, из церкви Сен-Сюльпис. Он сказал, что это статья какого-то монаха, без имени его не напечатают…"
— И заплатил тебе, чтобы ты поставил свою подпись, — гневно закончил Федор. Он убрал пистолет и коротко вздохнул: "Увижу еще что-нибудь подобное — можешь даже не появляться у входа в Академию Наук, понял?"
Марат молчал.
— Атеист, — презрительно сказал Федор и поднялся. "Одной рукой пишешь памфлеты против церкви, а другой — получаешь от них золото. Такие люди, как ты, позорят науку".
Он принял из рук официанта фарфоровую чашку. Залпом, выпив кофе, Федор усмехнулся: "Я же говорил, я ненадолго".
Марат посмотрел вслед широким, мощным плечам. Он тихо выругался себе под нос: "Ничего, месье Корнель, придет и наше время".
Дорожки парка Тюильри были усеяны осенними листьями. Маленькая, белокурая девочка, что возилась с ними, грустно посмотрела в сторону аллеи и выпятила губки: "Хочу рошадку, как у Тедди".
— Через год, — успокоила ее Марта и помахала рукой сыну — тот уверенно сидел на рыжем пони. Она покрутила на плече шелковый зонтик и тихо поинтересовалась: "А что отец Анри?"
Федор развел руками: "Не мог же я у него напрямую спрашивать — откуда он взял этот текст? Слишком подозрительно. На обратном пути из Марокко загляну в Рим. Постараюсь узнать что-нибудь у папского библиотекаря".
Марта вздохнула. Покрутив на пальце синий алмаз, подобрав какую-то палочку, женщина написала на песке формулу. "Вариационное исчисление, — она почесала нос. "Очень хорошая статья, та, под которой Марат, — женщина криво усмехнулась, — свою подпись поставил. Хотела бы я позаниматься с Лагранжем, — добавила Марта. "Я, конечно, шифры новые сочиняю для нашего общего знакомого, но ведь, и поучиться дальше не мешало бы. Жаль, что женщин в университеты не берут".
— Возьмут, — уверил ее Федор. Он достал из-за отворота сюртука конверт.
— Держи, — мужчина посмотрел куда-то вдаль, — послезавтра отправляемся от Шато де ла Мюэтт, в Булонском лесу. В полдень, — добавил он.
Марта прочитала напечатанное на атласной бумаге приглашение и побледнела: "Теодор, не смей! Ты с ума сошел, это же опасно!"
— Ничего опасного, — он посадил себе на колени Элизабет: "Со своим бы ребенком повозиться. Да что это я — племянников двое, Майкл в Лондоне, Марты дети — не хватает тебе, что ли?"
— Ты рыжий, — хихикнула девочка, устраиваясь удобнее, отряхивая испачканные в песке руки. "И мама тоже".
— А как же, — добродушно согласился Федор и повторил: "Это совершенно не опасно, волноваться незачем. Мадемуазель Бенджаман тоже будет, я ей занес конверт по дороге".
— Месье Лавуазье, — кисло сказала Марта, гладя по голове дремлющую дочь, — почему-то не поднимается в небеса, Теодор.
— Он химик, — отмахнулся Федор, — мы ведь не газом наполняем шар, а всего лишь воздухом. Антуану там нечего делать, он помог нам в испытаниях, а сам — останется на земле. И вообще, — он потянулся, — вот увидите, скоро такие шары будут курсировать между Парижем и Лондоном, например. Капитанам в Кале и Дувре это вряд ли понравится, — хохотнул Федор. Поднявшись, он замер.